А не заглянуть ли нам сегодня в гости к самому знаменитому дедушке в психологии и психоанализе:)?
О волшебстве психоанализа.
-Стало быть, это своего рода волшебство, Вы говорите и этим развЕиваете его недуг.
–Совершенно верно, это было бы волшебством, если бы действовало скорее. Волшебству, безусловно, присуща быстрота, хочется сказать: неожиданность результата. Но аналитическое лечение требует месяцев и даже лет; такое медлительное волшебство теряет свойство чудесного. Ведь это мощный инструмент, это — средство, с помощью которого мы сообщаем друг другу наши чувства. Слова могут оказывать несказанное благотворное действие и наносить ужасные раны. Разумеется, в начале было Дело, слово пришло позднее, при иных условиях это был культурный прогресс, когда дело сократилось до слова. Но первоначально слово было все-таки волшебством, магическим актом, и оно по-прежнему во многом сохраняет свою былую силу.
-Допустим, что пациент не лучше, чем я, готов понять аналитическое лечение; как Вы хотите заставить его поверить в волшебство слова или разговора, который должен освободить его от недуга?
–Разумеется, его нужно подготовить, и для этого находится простой путь. Его просят быть со своим аналитиком совершенно искренним, ничего из того, что ему приходит в голову, намеренно не скрывать, в дальнейшем не считаться ни с какими помехами, которым хотелось бы исключить из сообщения иные мысли или воспоминания. Каждый человек знает, что у него есть такие вещи, о которых он рассказал бы другим лишь весьма неохотно или сообщение которых, по его мнению, вообще исключено. Это его «интимные вещи». Он также подозревает — что означает большой шаг вперед в психологическом самопознании, — что существуют другие вещи, в которых ему не хочется признаваться себе самому, которые охотно скрывают от самого себя, которые поэтому сразу же прерывают и изгоняют из своего мышления, если они все-таки появляются. Возможно, он сам замечает начало очень странной психологической проблемы в ситуации, что собственная мысль должна храниться в тайне от собственной самости. Дело обстоит так, словно его самость уже не составляет единое целое, которым он всегда ее считал, словно в нем имелось еще и нечто другое, что может этой самости противопоставляться. Возможно, у него возникнет смутное ощущение противоречия между самостью и душевной жизнью в широком смысле. Если он теперь принимает требование анализа говорить все, то он легко станет доступным ожиданию, что общение и обмен мыслями то при столь необычных условиях может привести и к особым последствиям.
З.Фрейд, Беседы с посторонним, 1926г.
